ДОН

На улице Большая Садовая, на её пересечении с переулком Крепостным, стоит памятник В честь 260-летия Ростова-на-Дону «Основателям крепости Димитрия Ростовского»: пять фигур, надо полагать, обсуждают плана строительства будущего земляного сооружения.
А как выглядит начало знаменитого исторического переулка?
Лучше этого не видеть.
Но мы краеведы, мы ко всему привыкшие – хоть и не со всем смирившиеся; нам нельзя не видеть.

Да, поистине Ростов – город контрастов!
Вот такая дверь во дворик – на улице Искусственной (что ниже улицы Закруткина)

И ещё три стихотворения Бориса Габриловича (1950–1970) из книги «Уйти. Остаться. Жить» (Антология литературных чтений «Они ушли. Они остались», том II, часть I, Москва. 2019).

ТРОЛЛЕЙБУС

Он все-таки возник, троллейбус,
в квартале сером и пустом,
когда я размышлял, колеблясь,
не лучше ли пойти пешком.
Ругал я транспорт и судьбу.
Меня сомненья одолели:
троллейбус этот, в самом деле,
существовал когда-нибудь?
А он по своему маршруту
пришел, покачиваясь чуть…
И я подумал в ту минуту:
вот так бы мне когда-нибудь
дойти до вас, как кровь по венам,
как боль по лезвию ножа,
когда в меня не станут верить,
когда меня устанут ждать!

***

и вдруг в природе каждый атом
стал ясно виден – и глаза
сместились в сторону куда-то
и оказались вне лица.
и забрели в седую чащу,
бездомные как светляки,
вбирая каждый лист летящий
и каждый поворот реки.
Мотались тени по поляне,
как ключ, надетый на брелок,
и становилась им понятней
вся призрачная суть берёз,
а я,
безглазый,
лепетал,
уткнувшись кулаками в Землю,
что наступила слепота,
пока не понял, что прозренье.

***
Не радостная невесомость,
не водка на чужом пиру,
а лишь истерзанная совесть
толкнёт к бумаге и перу.
Стихи слагаются о боли,
и больше нет на свете тем,
всё остальное – лишь обои,
которые сорвут со стен.



( Collapse )

 

В 2019 году в Москве вышла очередная книга из Антологии литературных чтений «Они ушли. Они остались»: «Уйти. Остаться. Жить» (том второй, часть первая, составители Б. Кутенков, Н. Милешкин, Е. Семёнова; издательство «ЛитГОСТ»). Несколько страниц в ней посвящено Борису Ароновичу Габриловичу (1950–1970): стихи и две статьи.
Вот что говорится во вступительном слове:
«Родился в Ростове-на-Дону в семье учёного-бактериолога и учительницы русского языка. В 1968 году окончил школу, поступил на филологический факультет Ростовского университета, проучился два года. Был одним из лучших студентов и создателей Клуба поэзии РГУ, публиковался в газете филфака «Журналист и филолог». 1 сентября 1970 года во время студенческой вечеринки упал из окна 4 этажа, скончался 4 сентября в больнице. Наиболее вероятная причина смерти - самоубийство. Похоронен на Братском кладбище Ростова-на-Дону».
Книга недавно поступила в Донскую государственную публичную библиотеку.

***
Как колеса требуют смазки
как детишки требуют сказки
или как письмо почтальона
на исходе любого дня
так я требую исступленно
чтобы выслушали меня
я уже на вашем пороге
я уже вытираю ноги я
стою у дверей звоня
посидим за бутылкой вместе
уделите мне лет так двести

ВЫСЛУШАЙТЕ МЕНЯ

***
…и когда я уже начинал засыпать,
растворённый ночным июнем,
он пришел и сел на мою кровать,
весь прозрачный, хрупкий и юный,
и сказал, коснувшись моей руки
осторожно, как пробуют лёд:
«Я пришёл из-за самой дальней реки,
где разбился последний пилот.
Он лежал на земле, прижимался к ней,
и дыханье его кончалось,
только лишь в одном голубом окне
голубая свеча качалась,
я не спас его, я пошёл в твой дом,
и когда ступил на порог –
то в дверях столкнулся с последним сном
и его пропустил вперёд,
Так вставай! Я тебя назначаю лететь
вместо тех, кто разбился, мчаться…»
Я воскликнул:
– Кто ты?
– Я – Новый День,
я пришёл. Я уже начался.


 

Волгодонск, Старый город, центр. Аллея тополей; по обе стороны – проезжая часть. Зрелище в высшей степени живописное и грандиозное, – нескончаемый коридор! Это аллею вполне можно признать памятником природы, существующим с года основания города. По крайней мере – достопримечательностью! Только никому такое не приходит в голову: улица да и улица…

Бывает ли погода безрадостной?
Журналист Николай Андреев, в прошлом – сотрудник «Комсомольской правды», «Литературной газеты», «Известий», авто нескольких биографических книг, – несколько лет назад переселился из столицы в Калужскую область и зажил в собственном доме «помещиком». И однажды вспомнил: ведь я давно не был на Оке!
Повидав реку, он оставил в дневнике замечательную запись, которая перекликается со строками из Рубцова:

И только я с поникшей головою,
Как выраженье осени живое,
Проникнутый тоской её и дружбой,
По косогорам родины брожу...

«Бескрайнее осеннее небо. Серое с мрачными складками.
Человеку необходимы эти серые дни. Вот ударь зима, засверкай весна – с какой радостью встречу перемену. Радость потому что контраст. Человеку нужен контраст. Нужна серость. Серость успокаивает.
Серую дождливую осень принято осуждать. Осуждать осеннюю погоду. Будто мир создавался для человека. А мир создавался для собственного удовольствия и развлечения, а когда возник человек, развился в агрессивное к природе существо, то она, природа, призадумалась: а есть ли смысл в человеке? Природа тоже умеет думать, оценивать, делать выводы.
Какая бездна молчания!»

Любопытный фрагмент из книги Михаила Фёдорова «Василий Песков» (Воронеж, 2019), поступившей недавно в Донскую государственную публичную библиотеку.
Говорит сестра журналиста Мария Михайловна Пескова (с небольшими сокращениями):
«–А вы знаете, что Песков писал брежневскую книгу… Стукалин сказал: “Вася, спасай меня” (Борису Ивановичу Стукалину, председателю Комитета по печати при Совете Министров СССР, поручили руководить работой пяти человек над собранными материалами для книги; а те побоялись править, боясь, что ничего не получится). Вася прочитал и сказал: “Эту галиматью я править не буду. Если надо, я сам напишу”. Ну, и вот [Стукалин] его отправил в Малаховку на свою дачу, и он там писал. А я же научила его готовить еду. Как щи варить, как мясо тушить. Брежнев прочитал и сказал: “Вася есть Вася. Прекрасно написал”.
– В трилогии – “Малая земля”, “Возрождение”, “Целина”. Какую Песков написал?
– Может, и все. Вася написал, Стукалин отвёз ему, снял Брежнев часы с руки и: “Подари Васе”. И тут же Брежневу присвоили Ленинскую премию. Я приезжаю, папа говорит: “Я думаю, он эту премию детским домам отдаст, приютам”. А потом в доме крик: “Негодяй! Будьте вы прокляты!” – “Папа, что случилось?” Он: “Негодяй! Деньги заграбастал себе”. Я говорю: “Папа, нельзя проклинать. ты же религиозный человек”. – “Почему он деньги не отдал?” – “Потому что жена у него жадная”.
[Песков ] сказал: «Я спасал Стукалина». Для Стукалина неизвестно чем бы это всё закончилось. Два месяца безвылазно писал. Как мне [сказал] журналист: “Это же стиль Василия Михайловича”. Но Песков сказал: никому [не говорите] ни в коем случае».
«Факты говорили о том, что рассказ Марии Михайловны имел под собой реальную основу. Василий Михайлович выручал друга. Когда Песков развёлся и оставил квартиру бывшей жене, то жил у Стукалиных».

И наконец, третье стихотворение о нашем крае, вошедшее в книгу французского поэта Марка Саньоля в переводе Михаила Яснова; называется «Азовское море».

В Азовском море штиль, там отмели и тут,
Спокойны берега, песок течёт волною,
И грациозные купальщицы плывут,
Движеньем быстрых тел врываясь в ритм прибоя.

Вдаётся суша полуостровом в лиман,
И город окружён со всех сторон лагуной;
Вокруг просторных рощ оливковый туман,
Темнеют кроны туй почти за каждой дюной.

Своя особенность у внутренних морей:
Целует пресный Дон обшивку кораблей,
Река подобна той морячке одинокой,

Что ждёт любимого на лестнице высокой
И сверху смотрит, нее мелькнёт ли там, вдали,
Знакомый парус, обогнувший край земли?

Конечно, грациозные и быстротелые купальщицы – выдумка автора; поскольку из-за мелководья в Таганрогском заливе не поплаваешь. И ещё: коль на море штиль и спокойны берега, откуда там взяться прибою – ведь слово «прибой» означает разрушение волн у берега?
Суша у Таганрога никак не «вдаётся» в Миусский лиман: она лишь отделяет лиман от моря в виде полуострова. И город вовсе не окружён никакой лагуной, поскольку лагуна – это мелководный участок, частично или полностью отрезанный от моря. Ну а что касается оливковых рощ и мелькающих «за каждой дюной» туй – это уже какое-то Средиземноморье.

Продолжаем читать «Русские сонеты» Марка Саньоля в переводе Михаила Яснова. Вот «Таганрогский мыс»:

Азовская волна, былая Меотида,
На скалах бодрствующий древний Таганрог!
В веках затерянный, вторая Атлантида,
И твой паромщик от тебя ещё далёк.

Лагуна здесь всегда была защитой флоту,
Который Пётр создал и оживил, как миф,
И город выстроил, подобный чудо-форту,
Надёжно юг страны прикрыв и защитив.

В музее видим мы известные полотна,
Сюзанну, старцев… А потом идём охотно
Вниз, вниз по лестнице, почти к морской волне,

Где чайка белая шагает в тишине,
Как чеховская тень, и вдруг – зачем, откуда
Анна Марли поёт? Мы слышим это чудо!

Таганрог бодрствует на скалах? Затерянный веках? Древний?
Да ещё и шагающая чайка. похожая на чеховскую тень….
Новый взгляд на город, однако!
А впрочем, всё очень мило. Особенно упоминание о певице Анне Марли (её мать была родом из Таганрога).
https://www.youtube.com/watch?v=9DjArRIjjSU

В 2019 году в Москве, в издательстве «Комментарии» вышла книга Марка Саньоля «Русские сонеты» в перевод Михаила Яснова. Яснов в предисловии. в частности. пишет, что Саньоль «избрал эту не самую краткую, но самую выверенную форму стиха, превращая поэзию в калейдоскоп многочисленных картинок – от лубка до современного видео-арта, выраженных в слове и поданных через поэтическую речь».
Да, и остаётся прибавить, что стихотворения Саньоля – про крайней мере о Ростове и Таганроге (здесь он побывал в рамках научно-просветительского проекта «Современные проблемы русской и зарубежной литературы») довольно смешные в своей наивности. Возможно, не обошлось без «помощи переводчика». Вот первое стихотворение – «Ростов-на-Дону».

Столица южная на побережье Дона –
Всё степь да степь кругом, куда ни бросишь взгляд.
Здесь казаки живут – давно и непреклонно –
В Черкасске волны им донские не грозят.

А мне навстречу черноглазая мадонна
Спешит по берегу, черты её таят
Такую красоту! Она глядит влюблённо,
А грудь и талия любого покорят.

ней стоим вдвоём на берегу ночном,
А перед нами порт и лайнер у причала,
Он в плаванье уже отправиться готов.

И столько прелести в молчании твоём,
И ты меня такой улыбкою встречала,
Что я обнять тебя опять вернусь в Ростов!

Возьмём первую строфу, где про казаков. Что же делать, если французскому поэту не сообщили, что Ростов – город не казачий, а многонациональный. А четвёртая строчка заставляет задуматься: коль речь о Ростове, то причём тут Черкасск? Значит, в Черкасске (то есть в нынешней станице Старочеркасской) казакам волны не грозят, а в Ростове грозят? Ну а вообще всё это очень трогательно, о чём пишет Саньоль…