Атаманы иногородние
№ 21
Самсонов Александр Васильевич. Войсковой наказной атаман (1907-1909). Несомненный представитель твердой власти, значительно, впрочем, уступавший в ее интенсивности и широте размаха Святополку Окаянному. Гимназий не закрывал, но и не открывал также. Во всяком случае, высылку в дальние станицы культивировал в достаточной степени. Во 2-ю отечественную войну командовал корпусом. Умер в германском плену.
№ 22
Таубе Федор Федорович. Войсковой наказной атаман (1909-1911). Происхождения немецкого, для сокрытия какового упразднил компрометирующую частичку «Фон», несомненно, его фамилии довлеющую. Сверх истинно-русский человек в той степени достижения, которая свойственна только немцам. Был весьма склонен к употреблению спиртных напитков, предпочитая всем остальным (вследствие патриотизма) хлебное вино, к употреблению которого приступал столь рано по утру, что уже на утреннем приеме от 8 до 9 часов, исходивший от начальника края запах непререкаемо свидетельствовал о свершившемся возлиянии. Мы должны отдать дань справедливости генералу Таубе, который не пытался, по примеру заседателя, о котором упоминает Гоголевский городничий, обманно и явно неправдоподобно объяснять происхождение этого знаменательного запаха ссылкою на то, будто бы его в детстве «мамка ушибла» или на что-либо в том же травматическом роде.
До назначения на Дон подвизался на поприще жандармском с успехом немалым. В 1906 г., занимая должность Бакинского градоначальника, усмирял в Баку бунт, придерживаясь знаменитого «треповского» правила «патронов не жалеть», следствием чего возник в Государственной Думе запрос, отразившийся, впрочем, на карьере генерала единственно в смысле повышения.
Сделавшись казаком (на Дону принято всех обожаемых начальников края выбирать в казаки), Таубе сделался немедленно сверх-казаком и прежде всего запретил именовать в актах и бумагах область войска областью.
- Никакой области я не знаю и не признаю, а знаю славное наше Войско Донское, Высочайше вверенное моему попечению заявил атаман категорически. В виду такого географически-революционного настроения атамана, не только в атаманском доме, областном правлении, но и во всех местах, где атаман бывал и даже только мог быть, то место, где было написано «области» было заклеено бумажкой, так что выходило: «Карта воска Донского», что и требовалось (атаману) доказать.
Затем атаман решил объехать верхом вверенное ему войско, показав тем самым пример лихости и неутомимости. Этот рейд, впрочем, атаманом не был полностью осуществлен и, начав Сальским округом, он его им и окончил, сдавшись на убеждения окружающих, указывающих на то, что для примера достаточно и одного округа.
Рейд атамана Таубе дал случай отличится некоему полицейскому заседателю по фамилии Иванов, человеку чрезвычайно сообразительному и по пути исполнения воли начальства не останавливавшемуся решительно ни перед какими препятствиями. Этот молодой еще администратор подавал несомненные и большие надежды и, вне всякого сомнения, достиг бы степеней не малых, если бы, благодаря некоторым своим «промахам», не окончил карьеру в арестантских отделениях, как герой гомерической эпопеи взяток с вымогательством вплоть до истязаний.
Атаману же Таубе сей заседатель угодил вот каким образом. При проезде по главной улице одной из станиц Сальского округа кавалькады всадников с генералом Таубе во главе, невежественные станичные собаки выскочили со дворов и целой стаей набросились на лошадей, преимущественно, - точно знали проклятые, - на атаманскую. Лошадь испугалась, понесла, а атаман, растерявши повода, свалился. Убиться не убился, но напугался до смерти. Натурально, возникли опасения за возможность повторения подобных случаев и в других станицах тем более, что не было более или менее основательных надежд на то, чтобы в прочих станицах достаточно дикого Сальского округа собаки отличались большею культурностью.
И поистине гениальная и простая, как все истинно гениальное, мелькнула в сообразительной голове мысль заседателя Иванова: истребить всех собак во всех станицах по пути следования высокого путешественника. «Иного выхода нет», сказал себе заседатель Иванов. И осуществил так счастливо пришедшую ему в голову мысль: в пяти станицах, соответствовавших маршруту атамана, все собаки числом 989 были уничтожены. Атаман больше с коня не падал, узнав же, по окончании рейда, кому он был обязан такому благополучию, - публично обнял и расцеловал заседателя Иванова. Говорят, что сей последний, томясь в арестантских отделениях, в воспоминании об этом счастливейшем моменте жизни находит утешение немалое.
Как жандарм прежней службы и жандарм в душе, генерал Таубе усматривал крамолу часто там и в том, где и в чем, казалось, трудно было ее ожидать. Так, он запретил в тех же актах и бумагах именование казаков «гражданами», находя, что от этого слова разит чем-то неблагонадежным и, во всяком случае, несовместимым с «основами».
При атамане Таубе совершились в жизни города два события, в полной мере его огорчившие, хотя огорчение это и было им тщательно маскировано: был открыт Донской политехнический институт и вскоре затем частные высшие женские курсы. Умудренный опытом, правитель понимал, что учреждения эти, если и не принесут прямого ущерба самобытности, - во всяком случае, не будут служить поддержкою такой.
За короткий период атаманства Таубе в Новочеркасске состоялись две сессии военно-окружного суда, чреватые смертными приговорами. Атаман без колебания все приговоры утверждал, а когда председатель военного суда пробовал ходатайствовать за некоторых подсудимых в смысле сохранения им жизни, - всегда получал отказ, при чем , размашисто подписывая утверждение казни, атаман приговаривал: «Мое правило в данном случае: веревок не жалеть!» И не жалели. Умер атаман Таубе в Новочеркасске, заразившись сибиркою и проболев крайне недолго. Умирал не хорошо: все ему висельники мерещились. На вешалке халат висит, а атаману сдается – человек повешенный; кричит в страхе:
- Снимите его, снимите!.. не надо!..будет, будет!.. Очевидно, - стало жаль веревок.
На похоронах супруга его, дама армянского происхождения, очень убивалась и ругательски ругала вперемежку с русскими и армянскими крепкими словами докторов за то, что не умели лечить, как следует ее мужа.
А. В. Самсонов и Ф. Ф. Таубе
